Олег Дивов - У Билли есть хреновина [сборник]

Нельзя выглядеть опасными. Никакой агрессии ни во взгляде, ни даже в мыслях. Сара знала, что кто-то придет за ней. А мы вот не такие. Мы в гости.

— Я Айвен. Это Вильям. Кажется, ты хочешь пить?

Сую руку за пазуху, отстегиваю флягу.

— А почему он сказал, что его зовут Абрам?

— Это шутка такая, вырастешь — узнаешь.

Девочка не спеша подходит ко мне и берет флягу.

Карикатурная свита девочки ковыляет за ней следом.

Очень грязная Белоснежка и семь гномов в серебристых комбинезонах.

У меня внутри пусто и чисто, я ровный, как футбольное поле. Только две эмоции — спокойное внимание и желание помочь. Других не было никогда. Я в жизни не ненавидел.

Особенно я не ненавидел этих уродов. Я их так не ненавидел, как они не могут себе представить.

Впрочем, они действительно не могут, потому что им эмоции недоступны. В их примитивных мозгах, растянутых тонкой пленкой по костяным полушариям под черепами, не предусмотрено вместилище для бессознательного.

Бездушные твари, несчастные биороботы. Собственно, они ни в чем не виноваты. Наши претензии следует адресовать их хозяевам.

Кажется, Билли сейчас надорвется от могучей любви к уродцам. Зря он так переигрывает.

Сара пьет из моей фляги. За спиной девочки стоят полукругом семеро особей ростом от трех до четырех футов. Длинные руки, короткие ноги, вдавленные в плечи шлемы комбинезонов, темные очки-светофильтры, как на наших защитных масках.

Поубивал бы.

В воздухе ощущается легкое напряжение, игривое такое, как обычно, когда сходятся равные соперники и прикидывают — а не подраться ли?

Еще в воздухе роятся кровососущие насекомые. Мы с Билли машинально отмахиваемся от них. А у Сары грязная мордашка намазана репеллентом, конечно.

Мордашка довольно милая, но слишком много от мистера Сэйера. Не получится из Сары королевы выпускного бала. Девочка об этом смутно догадывается, и ей все равно. Она себя давно отделила от рода человеческого, и в этом нет ее вины, поскольку род человеческий первый начал.

Хотя, когда у нее через несколько лет капитально взыграет гормон, Сара, конечно, поплачет в подушку из-за того, что красивые дураки предпочитают красивых дурочек. А «сделать лицо» до двадцати одного года можно только по справке особой врачебной комиссии. Это правильно, кстати.

О чем я думаю, черт побери. Мне работать надо.

— Вы ведь не люди, — говорит Сара.

Она не спрашивает, она утверждает.

— Ничего себе заявочки, хлоп твою железку! — восхищается Билли. — Слушай, у тебя маркер красный цел еще?

— Зачем тебе? — Сара удивлена, он ее зацепил, так держать, напарник.

— Хочу написать на этой хреновине: «Здесь был Билли».

У Сары поверх рубашки с длинным рукавом надет туристский жилет, весь в карманах. Она достает откуда-то из-за спины красный цилиндрик и бросает его Билли со словами:

— Держи… Абрам!

Серебристые гномы стоят неподвижно. Я стараюсь их не замечать, очень стараюсь, хотя раздражают они неимоверно. У собак есть душа. У этих — нет.

Билли молча проглатывает «Абрама», отворачивается к летающей тарелке и сосредоточенно что-то пишет.

— Мы, конечно, люди, Сара, — говорю. — Такие же, как ты. Просто не обычные люди. Твои способности врожденные, а мы свои приобрели в космосе. Мы были астронавтами.

Пытаюсь легонько прощупать Сару, настроиться на ее эмоциональную волну, но не выходит. Семеро гномов накрыли нас колпаком. Ладно, спасибо уже на том, что мы видим друг друга во всей нашей сверхчеловеческой непростоте.

Она не управляет ими. Но они зависят от нее. Это мне нашептывает Билли.

— Хотел бы задать тебе несколько вопросов, Сара. Первый и главный — ты, в принципе, собираешься показаться маме?

— Да я бы давно прилетела! — почти кричит девочка. — Но мне постоянно мешали! Тут все время кто-то болтается.

— Люди встревожены, — говорю мягко. — Весь город переживает из-за тебя.

Сара собирается заорать… И осекается. Я же не вру.

— Плевать они на меня хотели… — произносит она не слишком уверенно, пряча глаза.

— Ладно, утешься, не весь город. Но тридцать добровольцев готовы лезть в болото прямо сейчас.

— Где они были раньше? Тут летали только спасатели и копы. И… Отец.

— Вот ты и ответила. Их просто не пускали сюда. А теперь Харту и Роудсу надоело, они собрали людей…

— Как там Мэри-Энн?

Да, Сара очень любит дочку Роудса. Ей не хватало этой крохи, и она чувствует вину перед ней.

— Я Мэри-Энн наврал с три короба, — говорит Билли, отрываясь от своей художественной росписи по тарелкам. — Сказал, будто пес заплутал в лесу и тихо умер от старости под развесистой клюквой… Тьфу, извини. «Развесистая клюква» — это еще одна дурацкая шутка взрослых.

Сара усаживается на траву передо мной. Задирается штанина над высоким ботинком, и я вижу, какие у девочки грязные ноги. И вдруг понимаю, насколько она устала. Десять cуток на прямой энергетической подпитке. Здоровья хоть отбавляй, но эмоциональная сфера выжата как лимон.

— Терри напал на малышей. Его… Утопили.

— Объясни, — прошу я. — Терри, конечно, был ирландский терьер, эту породу отличает редкое упорство, но не мог он, в свои-то годы, зайти так далеко в болото.

Сара косится на меня с интересом. Жирный плюс мне за собаку. Надеюсь, не будет повода говорить о птичках. В них я ни бум-бум.

— Они упали туда, — Сара показывает грязным пальцем с обгрызенным ногтем. — На самый край. Это я перетащила корабль в озеро. Случайно. Хотела спрятать его, и у меня как-то само вышло. Вы не поверите, я только сейчас научилась им управлять, а тогда — прыг! Очень захотела.

— Внутри корабля по центру стоит такая штука, — я рисую в воздухе дугу, — с выступами на краях, ты сунула в нее голову…

— Нет, там купол. Колпак.

— Страшно было? — интересуется Билли.

— Не-а. Мне было очень жалко малышей, они погибали. Теперь будут жить. Полетят со мной. Я сейчас водила их посмотреть на цветы, здесь на краю острова растут красивые цветы. Я хотела, чтобы малыши увидели себя. Они такие же.

«Цветочки» в серебристых комбинезонах по-прежнему стоят полукругом. Изредка они слабо шевелят длинными пальцами на длинных руках.

— И куда собираешься лететь? — спрашиваю я, делая вид, что не очень-то и интересно.

— К ним домой. Сначала, конечно, заскочу с мамой попрощаться. Так стыдно. Но я не могла по-другому, понимаете? Я их нашла, они умирали. И потом все как-то само получилось. Малышей нельзя было оставить больше, чем на пару часов. Один раз я попробовала сбегать домой, но в последний момент поняла, что теряю их, и повернула назад. Думаете, я маму не хотела видеть? Еще как хотела! Но малышам нужен постоянный уход, они такие нежные…